Где-то через минуту она вернулась.
– Извини, Джарра. Другие мои про-дети не должны знать, что я твоя про-мама. С психологической точки зрения для них будет вредно чувствовать, что я сравниваю их со знаменитым подполковником Телл Моррат.
Я была слишком потрясена, чтобы говорить. Правила Земной Больницы запрещали Кэндис обсуждать со мной ее собственную семью или других про-детей, потому прежде она никогда их не упоминала. А то, что она назвала меня знаменитой…
– У Земной Больницы есть постоянный судебный запрет, препятствующий журналистам нарушать конфиденциальность про-родителей, – продолжила Кэндис с озабоченным выражением лица, – так что, пока ты не упоминаешь меня в интервью, это не должно стать известно публике.
Ошеломление сменилась болью. Я полагала, Кэндис будет волноваться за меня, а она даже не спросила, как я. Изо всех сил я старалась придать голосу спокойствие и хладнокровие.
– Если когда-нибудь придется давать интервью, я постараюсь тебя не упоминать.
– Хорошо. – Про-мама улыбнулась. – С облегчением отмечаю, что ты выглядишь уже лучше. Фотография в ТНЗ напугала меня, но полковник Левек объяснил про медицинский гель и сказал, что цвет кожи через несколько дней вернется к норме.
Чувство уязвленного самолюбия пропало. Стоило догадаться, что военные свяжутся с ней, как и с советом клана, вот почему Кэндис волновалась меньше, чем я ожидала.
– Боюсь, сначала я была с ним немного груба, – призналась Кэндис. – Я разозлилась, что армия позволила кому-то напасть на тебя.
Кажется, тут я застонала, потому что выглядела она очень виноватой.
– Мне жаль. Прошло так мало времени с тех пор, как ты попадала в неприятности в следующем шаге. Трудно привыкнуть, что ты не только взрослая, но и высокопоставленный военный офицер. К счастью, полковник Левек прекрасно все понял, и у нас была приятная долгая беседа о тебе.
Моя про-мама долго и приятно беседовала обо мне с полковником Левеком! Я сдержала вскрик смущения.
– О чем именно вы говорили?
– О, мы обсуждали твое детство. Он казался очень заинтересованным.
Я вспомнила все свои косяки, представила, как Кэндис рассказывает о них Левеку и едва сдержала дрожь.
– Я забираю чье-то время с тобой, поэтому лучше пойду.
Когда я завершила звонок, Фиан рассмеялся:
– Представляю, как Кэндис выговаривала Левеку, что тот не проявил надлежащую заботу о тебе.
Я в отчаянии захныкала:
– А потом надоедала ему болтовней о моем детстве!
Фиан покачал головой:
– Левек вполне способен успокоить Кэндис и отделаться от нее в считанные секунды. Держу пари, разговор был его идеей. Он любит собирать информацию.
– Но зачем Левеку понадобилась информация обо мне?
– Понятия не имею. Я должен позвонить маме. Отцу тоже, полагаю. – Фиан поднялся и жестом указал на мою нетронутую тарелку. – Пожалуйста, поешь чего-нибудь, Джарра.
Я хмуро наблюдала, как он отходит чуть в сторону и достает свой глядильник. Мать Фиана будет волноваться за безопасность сына, так что может поддержать его отца в попытках нас разлучить.
– Джарра, – позвала Далмора.
Я обернулась к ней:
– Да?
– Ешь! – хором приказали Далмора, Амалия и Крат.
Я вздохнула, подняла вафлю и откусила кусочек. Он пах лилиями Озириса.
– И незачем так командовать.
– Ты всегда прекращаешь есть, когда задета или расстроена, – сказала Далмора. – Это плохо для тебя и беспокоит Фиана.
Звонок Фиана матери, казалось, закончился мирно, так что я расслабилась и покорно сжевала душистый завтрак, затем накатала короткое сообщение, дескать, я в порядке, только мучаюсь от ужасного запаха, и отправила всем друзьям из следующего шага. А когда решала, стоит ли писать про-папе, сморщила нос. Я всегда чувствовала, что его заботят лишь деньги, которые он получает от Земной Больницы, а не я, но он мог беспокоиться. И только я послала сообщение и ему тоже, как Фиан прокричал единственное слово:
– Нет!
Гул болтовни внезапно стих, и все обернулись к нему. Фиан стоял в характерной позе военного, левая рука вытянута перед собой, мрачный взор направлен на глядильник на рукаве. Я потрясенно вспомнила дельтанского мальчика, с которым познакомилась в начале года, и поняла, как последние месяцы изменили его, изменили нас обоих. Мой дельтанец больше не был мальчиком.
– Говорю тебе, нет. – Голос Фиана стал лишь незначительно тише. – Я не вернусь на Геркулес, не стану изучать науку, не уйду из армии и не променяю Джарру на унылую послушную дельтанку. Прощайте, сэр!
Фиан закончил разговор агрессивным ударом по глядильнику и поднял голову. Все присутствующие торопливо сымитировали повышенный интерес к еде. Фиан вернулся за наш стол и сел. Его гнев был столь очевиден, что даже у Крата хватило ума ничего не говорить.
Неловкое молчание длилось до тех пор, пока Плейдон не замер перед аудиторией, показывая, что хочет начать лекцию. Студенты отреагировали на автомате: свалили остатки пищи в систему уничтожения отходов, убрали грязные тарелки в мойку и начали переставлять мебель. За три минуты столы были сдвинуты к стенам, стулья выстроены в ряды, и все заняли свои места.
– Половина человеческих знаний была утеряна в результате обвала информационной сети Земли в две тысячи четыреста девятом году, – начал Плейдон. – Наука, техника, история, литература, медицина – все стерлось в результате всеобщего повреждения базы данных. Не сохранилось подробных записей об истории этой местности и между две тысячи сотым и двести пятидесятым годами, но где-то в этот период случилось одно или два крупных землетрясения.